Есенин сам, очевидно, чувствует недостаточность характеристики и дополняет ее рифмованной газетной прозой <приведены одиннадцать строк, начиная от слов „Он мощным словом“>.
Это конечно, голо и неубедительно. Но надо все-таки быть справедливым к Есенину; его образ Ленина, при всей своей недостаточности, неполноте, все-таки лучше всех других, потому что это образ живого человека, а не метафизическая отвлеченность» (сб. «Великий вождь», М., 1924, с. 196–197; выделено автором).
Е.И.Замятин оценил строки о Ленине, понравившиеся А.Лежневу, более скептически: Есенин, «кажется, впервые пробует себя в патетической форме оды — и увы: до чего это оказывается близко к сусальности прочих бесчисленных од»; при этом, однако, была сделана следующая оговорка: «Быть может, отчасти тут и вина редакции, украсившей стихи Есенина длинным ожерельем многоточий» (журн. «Русский современник», Л. — М., 1924, № 2, с. 270). Впрочем, рукописи Есенина и его правка печатного текста «Отрывка из поэмы» в Круге-III показывают, что «ожерелья многоточий» в «Ленине» принадлежат самому автору.
Приехав в Тифлис в сентябре 1924 г., Есенин, без сомнения, прочел в местной газете статью Н.Н.Асеева «Новости литературы» с таким суждением о своем «Ленине» в связи с одноименной поэмой Маяковского: «Из стихов очень интересна поэма В.Маяковского „Ленин“. <…> Тот же сюжет, взятый С.Есениным, наряду с сильнейшей и вместе с тем ясной трактовкой его Маяковским, выглядит пестро раскрашенной кустарщиной рядом со стальной выверенной моделью» (З. Вост., 1924, 12 сентября, № 675).
Еще в одном литературном обзоре («Русская художественная литература в 1924 г.») есенинская поэма трактовалась И.А.Оксёновым как «реалистически-четко преломляющая образ великого Ленина» (газ. «Ленинградская правда», 1925, 1 января, № 1).
В отличие от других критиков, В.Липковский, рецензируя Стр. сов., сосредоточил свое внимание на музыкальности есенинского стиха в «Ленине». Процитировав его начальные восемь строк, он писал далее: «Так внутренне единая стихотворная речь оформляется в строгие рамки, и самые простые слова приобретают столь большую власть над воображением читателя. <…> Скопление одинаковых ударных гласных („Немолчный топот, громкий звон“) или расстановка их по краям стиха („Не знаю светит ли луна“), <…> — все это делает стих, как говорится, музыкальным. Это, конечно, не та певучесть, которой отличались произведения символистов („музыка ради всего“), ради которой жертвовали смыслом слова, а та стройная гармония, которая всегда наблюдалась в классических образцах» (З. Вост., 1925, 20 февраля, № 809).
О финальных строках «Ленина» И.Т.Филиппов отозвался так: «В конце цитируемого стихотворения несколько строк о коммунистах. <…> Почему это коммунисты после смерти Ленина „суровей и угрюмей“ повели свою работу? Как будто они не собирались ей придавать такие тона, и на практике их незаметно. Коммунисты хотят и стараются работать, как Ленин, идти без Ленина по пути ленинизма. Конечно, смерть Ленина не сделала их менее суровыми и не настроила менее „угрюмо“, если вообще можно говорить о коммунистической угрюмости. Но она и не усилила этих черт. Несмотря на действительно незаменимую утрату, они все-таки пытаются, и пока удовлетворительно, заменить Ленина коллективным, монолитным, дисциплинированным усилием. И только» (журн. «Лава», Ростов-на-Дону, 1925, № 2–3, август (на обл.: июль-август), с. 72–73).
Гуляй-поле — село в тогдашней Екатеринославской губернии, главное место базирования партизанских отрядов анархистов, предводительствуемых «батькой» Нестором Ивановичем Махно (1888–1934), уроженцем Гуляй-поля. Отряды Махно в 1918–1921 гг. воевали попеременно то на стороне Красной армии, то против нее.
Для выяснения источников есенинской портретной характеристики Ленина было предпринято систематическое обследование литературы о вожде с 1918 по 1924 гг. В результате выяснилось:
1) Основными источниками (как текстуальными, так и изобразительными) послужили для Есенина сб. «Ленин», Харьков, 1923 (составители В.Крайний и М.Беспалов; далее сокращенно — Л-23) и номер Кр. нивы (1924, № 4, 27 января; вышел в день похорон Ленина);
2) Среди конкретных статей из этих источников, в которых поэт почерпнул необходимый ему фактический и лексический материал, — «Рисунок пером» Н.Осинского (Л-23, с. 42, 45), «Владимир Ильич Ленин» А.Луначарского (Л-23, с. 59), «По соседству с Владимиром Ильичом» П.Лепешинского (Л-23, с. 68, 71, 76), «Просто Ленин. Уголок В.И.Ленина в Смольном» А.Меньшого (Кр. нива, 1924, № 4, 27 января, с. 94–95). Кроме того, необходимо указать также на стихотворения Н.Полетаева «Портретов Ленина не видно…» (Л-23, с. 5, 55 и 229) и А.Безыменского «Товарищ Ленин» (Л-23, с. 66), с которыми полемизирует в своем произведении Есенин;
3) Одновременно поэт обращал внимание и на иллюстративный материал, сопровождавший читаемые им тексты. Из этого материала значимыми для него здесь оказались, в частности: а) эскиз Н.Альтмана (Л-23, с. 42) — «лысина как поднос»; б) фотография (Л-23, с. 153), с которой вождь «смотрел, как русский хулиган»; в) фотография с подписью — «Привал махновцев; крупно — Махно (снимок сделан в 1919 году)» (Кр. нива, 1924, № 4, 27 января, с. 90), — явившаяся, по-видимому, одним из импульсов к началу работы над «Повстанцами» в 1924 г., и др. Детальное рассмотрение выявленных на сегодняшний день источников есенинского портрета Ленина (в том числе и не упомянутых здесь) см. в нашей статье (кн. «Есенин академический», М., 1995), цитированной выше на с. 443 наст. тома.
Метель (с. 148). — З. Вост., 1925, 4 января, № 770, как первое стихотворение в цикле «Листки» (неавторское название цикла было дано в редакции З. Вост. — см. об этом в кн. Н.Вержбицкого «Встречи с Есениным. Воспоминания», Тбилиси, 1961, с. 104); Стр. сов.; журн. «Новый мир», М., 1925, № 5, май, с. 79–81 (с подзаголовком: «Листки. I»).