Певущий зов (с. 26). — Газ. «Дело народа», Пг., 1917, 28 июля, № 86; Ск-2, с. 22–24; Кр. звон, с. 36–38; Зн. бор., 1918, 28 апреля, № 35; Сел. час; Рж. к.; Грж.
Печатается по наб. экз. (вырезка из Грж.) с уточнением графического расположения частей текста (и некоторых его строк) по другим источникам.
Датируется по Сел. час. Та же дата — в Ск-2 (без указания места написания) и в Рж. к. В наб. экз. — авторская помета: «<19>17».
Первый отклик на «Певущий зов» появился в статье Иванова-Разумника «Две России» (ноябрь 1917 г.). Перед тем как процитировать первую и третью строфы поэмы, критик писал о Есенине и Клюеве: «…они расслышали „певущий зов“ нового благовестия — и воспели рожденную в вифлеемских яслях русскую революцию» (Ск-2, с. 202). И далее: «Да, меч прошел через наши души, да, все мы разделились на два стана, и пропасть между нами. <…> Ремизов — на одной стороне пропасти, Клюев и Есенин — на другой ее стороне. <…> „Слово о погибели <Русской земли>“ могильно звучит у Ремизова. „Певущий зов“ и „Песнь Солнценосца“ победно слышатся у Есенина и Клюева. <…> На его панихиду они отвечают молебном. Два завета, два мира, две России. <…> К старому возврата нет: „Она загорелась, звезда Востока! Не погасить ее Ироду кровью младенцев“… Не погасить; но и нам — не изменить предначертанного мировой историей крестного пути возрожденного народа к новой исторической Голгофе» (Ск-2, с. 205, 216, 218).
Полемизируя с автором «Двух Россий», Е.И.Замятин писал в начале 1918 г.: «…мечный звон усиленно разыскивает Иванов-Разумник в <…> Клюеве и Есенине, даже там, где его нет. К основному, лучшему, величайшему, что есть в русской душе: благородству русскому, нежности русской, любви к последнему человеку и к последней былинке — к этому слеп Иванов-Разумник. А именно это лучшее русской души и лежит в основе неодолимой русской тяги к миру всего мира. В любви к серпу и в ненависти к мечу — подлинно русское, народное. И потому так хороши отсюда идущие строфы в <…> революционных стихах Есенина и Клюева. Вот великолепные заключительные строфы из «Певущего зова» Есенина <приведен фрагмент финальной части поэмы>» (сб. «Мысль», Пг., 1918, <кн.> 1, с. 290–291; подпись: Мих. Платонов). Д.Н.Семёновский назвал эти же строки «прекрасными, проникновенными, доходящими до сердца» (газ. «Рабочий край», Иваново-Вознесенск, 1919, 21 февраля, № 41; подпись: Дельта; вырезка — Тетр. ГЛМ), а А.Е.Кауфман заметил в связи с ними, что «даже революционные песни поэта пропитаны любовью» (журн. «Вестник литературы», Пг., 1921, № 11, с. 7; подпись: А.Евгеньев).
Позитивное отношение к «Певущему зову» было также и у других критиков. Среди них — И.А.Оксёнов (журн. «Жизнь железнодорожника», Пг., 1918, № 30, 15 октября, с. 7; подпись: А.Иноков), И.А.Майоров (газ. «За землю и волю», Казань, 1918, 9 июня (27 мая), № 112; подпись: Блокнот), В.Е.Миляев (газ. «Известия Воронежского Совета рабочих и красноармейских депутатов», 1919, 26 января, № 18; подпись: Вас. М-в; вырезка — Тетр. ГЛМ), В.В.Сиповский (в его кн. «Поэзия народа: Пролетарская и крестьянская лирика наших дней», Пг., 1923, с. 116), А.А.Туринцев (журн. «Своими путями», Прага, 1925, № 6/7, май-июнь, с. 26).
Иначе отнеслась к поэме пролеткультовская критика. П.К.Бессалько, говоря о начале третьей строфы «Певущего зова», утверждал, что Есенин «решительно неправ»: «Христос родился в яслях, но он не спас рабов от рабства, не сделает свободными их рожденный на сене, возле кротких скотов. Чтобы разбить цепи, нужен Спас, вышедший из огня доменных печей, чтобы мышцы его рук были стальные и чтобы сердце его не стало на путь любви, жалости и всепрощения» (журн. «Грядущее», Пг., 1918, № 7, октябрь, с. 13). Вторая строфа поэмы была охарактеризована П.И.Лебедевым-Полянским таким образом: «Разве это не напоминает древнерусского заговора или причитания? Разве здесь не налицо мистицизм религиозно-мифического сознания первобытной эпохи? К чему это рабочему классу?» (журн. «Пролетарская культура», М., 1919, № 6, февраль, с. 15; подпись: В.Полянский).
А еще раньше, как бы предвосхищая эти односторонние оценки, в рецензии на Кр. звон бывший соученик Есенина по университету имени Шанявского Н.Л.Янчевский писал (по поводу строк «Сгинь ты, а́нглийскою юдо» и т. д.): «…в своем „патриотизме“ фарисействующий в религии С.Есенин превзошел своих более умеренных коллег по сборнику, и, кажется, не издательством социалистов-революционеров, а воскресшим из мертвых нововременским „Лукоморьем“ изданы следующие молодцеватые стихи <далее следует вышеупомянутая цитата>. И невольно напрашивается вопрос: приличествует ли таким стихам называться «Красным звоном» русской революции?» (журн. «Вестник шанявцев», М., 1918, № 5, 29 апреля, с. 126; выделено автором).
Спустя шесть лет Л.И.Повицкий (взяв в качестве иллюстрации те же первую и третью строфы «Певущего зова», что и Иванов-Разумник) дал автору поэмы такую характеристику:
«Есенин — крестьянин-утопист. Для него Октябрьская Революция — не столько ключ к освобождению крестьян от помещичьего ига, сколько ключ к переустройству крестьянского мира на новых, невиданных доселе, основаниях. Каковы эти новые материальные и духовные формы жизни будущей русской деревни, он сам неясно себе представляет, но говорит об этом неустанно, с уверенностью и жаром нового пророка. Вот излюбленный его язык, полубиблейский, изобилующий религиозными сравнениями» (газ. «Трудовой Батум», 1924, 8 июня, № 128).
Лишь один отклик на «Певущий зов», опубликованный при жизни Есенина, касался (да и то мимолетно) чисто стилевых особенностей поэмы — В.А.Красильников писал: «…есенинский текст вообще живет пейзажем <…>. Сейчас ограничусь приведением хотя бы только таких метафор, интересных тем, что они даже о людях говорят через элементы пейзажа: